1 Старинный друг, к тебе я возвращался, весь поседев от вековых скитаний. Ты шел ко мне в твоей простертой длани пунцовый свет испуганно качался. Ты говорил: «А если гном могильный из мрака лет нас разлучить вернется?» А я в ответ «Суровый и бессильный, уснул на веки. Больше не проснется»… К тебе я вновь вернулся после битвы. Ты нежно снял с меня мой шлем двурогий. Ты пел слова божественной молитвы. Ты вел меня торжественно в чертоги. Надев одежды пышно-золотые, мы, старики, от счастья цепенели. Вперив друг в друга очи голубые, у очага за чашами сидели. Холодный ветер раздувал мятежно пунцовый жар и шелковое пламя. Спокойно грелись… Затрепался нежно одежды край, как золотое знамя. Вдруг видим – лошади в уборе жалком к чертогу тащат два железных гроба. Воскресший гном кричит за катафалком: «Уйдете вы в свои могилы оба»… В очах сверкнул огонь смертельной муки. Коротко было расставанье наше. Мы осуши та праздничные чаши. Мы побрели в гроба, сложивши руки.
2 Янтарный луч озолотил пещеры… Я узнаю тебя, мой друг старинный! Пусть между нами ряд столетий длинный, в моей душе так много детской веры. Из тьмы идешь, смеясь «Опять свобода, опять весна, и та же радость снится» Суровый гном, весь в огненном, у входа в бессильной злобе на тебя косится. Вот мы стоим, друг другу улыбаясь… Мы смущены все тем же тихом зовом. С тревожным визгом ласточки, купаясь, в эфире тонут бледно-бирюзовом. О, этот крик из бездн, всегда родимый. О друг, молчи, не говори со мною!.. Я вспомнил вновь завет ненарушимый, волной омыт воздушно-голубою… Вскочил, ногой стуча о крышку гроба, кровавый карлик с мертвенным лицом: «Все улетит. Все пронесется сном… Вернетесь вы в свои могилы оба!» И я очнулся… Старые мечтанья!.. Бесцелен сон о пробужденье новом. Бесцельно жду какого-то свиданья. Касатки тонут в небе бирюзовом.
3 Мои слова Мои слова – жемчужный водомет, средь лунных снов бесцельный, но вспененный, – капризной птицы лёт, туманом занесенный. Мои мечты – вздыхающий обман, ледник застывших слез, зарей горящий – безумный великан. на карликов свистящий. Моя любовь – призывно-грустный звон, что зазвучит и улетит куда-то, – неясно-милый сон, уж виданный когда-то.